воскресенье, 19 августа 2012
ВЕНЕЦ, или Сказание об утопленном телевизоре
В ту ночь старухе Клавдии Лушевой1, а по-деревенскому, бабке Клане, приснился страшный сон. Будто ходит у нее по зальцу2 здоровенный мужик, весь черный, с виду не то цыган, не то и вовсе негр. Важно так расхаживает, по хозяйски. И только хотела она прикрикнуть на незваного гостя, чтобы убирался он из ее дома восвояси, покуда цел, как тот оскалил зубы, зыркнул на нее огненным глазом, да и говорит ей: «думаешь, ты тут хозяйка? Тут я хозяин!» Потом подошел к телевизору, и исчез в нем!
Проснулась бабка Кланя ни жива, ни мертва от страха. Потому что сразу поняла, кто ей приснился… А на таких гостей лишь одна управа — молитва да крестное знамение. Перекрестилась старуха, прочла молитву «да воскреснет Бог», успокоилась немного. Потом достала из тумбочки, что в красном углу под иконами стояла, бутылку Крещенской святой воды, налила полчашки и выпила залпом, едва не поперхнулась. А после этого зажгла от лампадки свечной огарок и прошлепала босыми ногами в зальце. Огляделась по сторонам — никого. Только в левом углу, у окна, на тумбе, телевизор стоит, да экраном поблескивает: вот, мол, я где, да только ничего ты мне сделаешь, старая, руки у тебя коротки… Ох, век бы бабке Клане его не видать! Да только вот беда — внучок ее, Гришка, что из города в отпуск приехал, уже который вечер перед этим рогатым ящиком сидит, смотрит всякие ужасти про вампиров да про бандитов. Вот и досмотрелся до того, что оттуда бесы вылазят и по дому разгуливают… Совсем обнаглели, окаянные! Да только бабка Кланя им спуску не даст! Узнают рогатые, кто в ее доме хозяин!
читать дальше
***
А когда-то бабка Кланя и сама не прочь была посидеть у телевизора. Посмотреть что-нибудь душещипательное: про несчастную рабыню Изауру и ее хозяина-негодяя Леонсио, да про бедную портниху Марию, которую богач обманул да бросил, а она от того сорок пять серий подряд страдала, а потом все-таки вышла за него замуж, дав от ворот поворот влюбленному в нее учителю. Да про злодейку Исабель, которая свою сестру-красавицу Мануэлу извести хотела, только вместо этого ее саму собственная мать ненароком пристрелила… Ох, страсти-то какие! А любовь-то какая! А страдают-то как, бедные, аж самой впору слезами залиться! Зато конец непременно счастливый окажется. Вот за то бабка Кланя больше всего и любила сериалы, что кончались они непременно веселым пирком да свадебкой… хорошо кончались. А сама она что хорошего на своем веку видела? Почитай, ничего. Всю жизнь в колхозе дояркой проработала — дальше областного центра не выбиралась, да и то раз в год… Муж умер рано, так что дочку Аньку ей одной поднимать пришлось. Души она не чаяла в дочке, и потому не хотела для нее своей доли. Нечего ей в деревне в скотницах горбатиться — пусть едет в город, ищет себе легкой жизни да богатого жениха — на такую красавицу лишь слепой не позарится… Да только городские хлеба Аньке не впрок пошли: вернулась она через два года, пропитая да прокуренная, да с годовалым ребятенком в подоле… Так и пропала девка: спилась вчистую, оставив матери невесть от кого прижитого внучонка Гришку. А тут и колхоз, где бабка Кланя работала, закрыли за нерентабельностью, так что только одно ей и оставалось: сидеть перед телевизором, да смотреть на чужую красивую жизнь, если своя не задалась.
Тем временем в их селе церковь открыли. Вернее, молитвенный дом, перестроенный из бывшей колхозной столовой. И каждое воскресенье из райцентра приезжал туда служить молодой батюшка, отец Валерий. Вот и повадилась бабка Кланя в церковь ходить. Тем более, что как раз в это время старый телевизор у нее перегорел, а, чтоб новый с пенсии купить — век денег не скопить. А в церкви таково хорошо было: и пели-то умильно, и батюшка-то проповеди говорил так, что заслушаться можно. Все про то, что для спасения души страдать полезно. Это неверующие люди страданий боятся, а истинные рабы Божии им радуются и Господа за них благодарят. Потому что и мужья-драчуны, и дети непочтительные, и соседи злые, и нищета, и поношения, и унижения, и болезни — все это для того нам, грешным, дается, чтобы мы к земным благам и радостям душой не прилеплялись, а с верой и упованием ко Господу обращались. Вон, сколько святые мученики за Христа вытерпели: их и огнем жгли, и колесовали, и в море топили, и диким зверям скармливали, а они только за своих гонителей молились да Бога славили. Потому что знали: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Только они-то без вины страдали, а мы «достойное по делам нашим приняли» (Лк. 23, 41), а потому все, что Господь нам дает для спасенья души, должны принимать со смирением, без ропота, помня о том, какие венцы нас за это в будущей жизни ожидают.
И как же хотелось бабке Клане от Господа венца сподобиться! Только вот беда, как могла она ради Христа пострадать, если не было у нее ни мужа-драчуна, ни детей, которые бы ее со свету сжить хотели, ни соседей-скандалистов. Никто ее не унижал, не поносил, голодом не морил, из дома не гнал. И здоровьем ее Господь не обидел, и пенсии ей на житье вполне хватало, разве что на новый телевизор никак накопить не удавалось… Да как раз в это время вернулся из армии ее внучок Гришка, и устроился в городе то ли строителем, то ли дальнобойщиком…хорошую деньгу зашибал, когда работа была. Не повезло бабке Клане с дочкой, зато с внуком посчастливилось. И собой пригожий, и умник, и трудяга, и мастер на все руки. Хотя, казалось бы, откуда все это ему далось? Ведь родился он безотцовщиной, и матери почти не помнил. Да, по правде сказать, и бабка Кланя его воспитанием не занималась. Некогда ей было: смотрела она свои сериалы, а парнишка тем временем рос, как придется. Вот и вырос…каждому бы такого внука! И с первой же получки купил бабке Клане новый телевизор, а к нему — видеомагнитофон: мол, смотри, бабаня, любимое кино, сколько твоей душеньке угодно. Только к этому времени у нее уже душа не лежала в экран пялиться. В самом деле, что в том хорошего? Один соблазн. Вот и отец Валерий в прошлое воскресенье в проповеди говорил: мол, телевизор смотреть — грех, ибо показывают в нем одну бесовщину. Так что пусть Гришка его сам смотрит, если хочет. А она грешить не намерена!
* * *
А тем временем Гришка, внучок бабки Клани, думал да гадал, отчего бы это вдруг его любимая бабаня к телевизору охладела? Может, просто отвыкла его смотреть? Или это ей теперь по вере запрещено? Думал-думал, да так ничего и не придумал. С тем и уехал в город на очередную халтуру. А когда вернулся оттуда с деньгами да с городскими гостинцами, сказал бабке Клане:
— Вот что, бабаня. Я тут в городе в церковь зашел, и купил тебе там всяких фильмов. Все ваши, церковные. Смотри-ка: «Прощеное воскресенье», «Святая обитель», «Страстотерпцы», «Не участвуйте в делах тьмы». Так что знай смотри, бабаня. Тут тебе на целый год хватит…
Смотрит бабка Кланя: похоже, фильмы-то и впрямь церковные. И названия у них благочестивые. И на коробках с кассетами кресты, да купола, да благообразные старцы нарисованы. Опять же, Гришка их не где-нибудь купил, а в церкви. Отчего бы тогда и не посмотреть? Выбрала она первую кассету, что под руки попалась, с надписью «Не участвуйте в делах тьмы», да попросила Гришку включить ей видеомагнитофон. Самой-то ей это несподручно было. Исполнил внучок просьбу бабани, а сам, чтобы ей не мешать, к приятелям в гости пошел, свое возвращение из города отмечать. А бабка Кланя по еще не забытой привычке расположилась перед телевизором поудобнее и вперила глаза в экран.
Глядит — появился на нем некий батюшка, постарше отца Валерия, с окладистой седой бородой, собой видный, прямо-таки старец. И начал вещать о том, что телевизор — это бесовская придумка. Неспроста у него антенна двурогая: известно, кого по рогам узнают… И смотреть рогатый ящик — значит, великой опасности себя подвергать. Ученые давно доказали, что от телеэкрана вредное излучение исходит. Оттого-то любители посидеть у телевизора часто болеют, особенно раком головного мозга. Да это еще полбеды. А беда в том, что во все передачи сейчас вставлен скрытый кадр, который на психику действует. И, что через этот самый кадр человеку сделать ни велят, он все то и сделает. Прикажут украсть — украдет, прикажут кого зарезать — зарежет, и глазом не моргнет. Потому-то сейчас и развелось так много преступников, что, как насмотрятся люди телевизора, так после этого и идут грабить да убивать. Оттого и в семьях мира да согласия нет: посидят вместе часок-другой перед телевизором, и давай потом меж собой грызться. Только и это еще не самое страшное. А страшней всего то, что телевизор людей думать отучает. Нажал кнопку — тут тебе все и скажут-подскажут, направят, куда нужно…прямой дорогой в ад. Вот сколько зла от рогатого ящика! Да только нынешние люди без него жить не могут: такую силу враг над ними взял. Скорее от родных отрекутся, чем от него, проклятого. Вон, одна раба Божия решила было свою сестру от телевизора избавить. Пришла к ней, как будто в гости, а сама улучила момент и давай втихомолку в него святую водичку лить, чтобы он перегорел. Да только, как заметили это сестра с мужем, прогнали ее прочь и больше к ним являться не велели: мол, не дадим тебе нашего хозяина трогать…
Такого бабка Кланя из того фильма насмотрелась-наслушалась, что сразу поняла: вот откуда все зло-то на свете берется! Из телевизора! Это он, бес рогатый, людей баламутит да от Господа отвращает! И такой ее праведный гнев обуял, что, будь на то ее воля, в одночасье расколотила бы она кочергой бесовский ящик. Да только вот беда: внучок ее столько денег на этот телевизор угрохал…горой за него встанет, не даст бабане этого идола, слугу ада, сокрушить, и тем самым угодить Господу. Так что не видать бабке Клане от Него победного венца, ох, не видать!
* * *
Однако не зря молвится, что «ум у бабы догадлив, на всякие хитрости повадлив». До поры решила бабка Кланя Гришке ничего не сказывать, а дождаться, когда он опять в город на халтуру уедет. Тогда-то и порешить рогатого… Только вот беда: после того фильма старуха совсем покой потеряла, места себе найти не может, по ночам страшные сны видит. Каково-то ей знать, что в ее собственном доме хозяйка не она, а телевизор? Вернее, тот черный, что в нем живет? Ведь он сам ей о том сказал… А Гришка когда еще уедет… Господи, помоги!
Как видно, услышал Бог молитвы бабки Клани. Три дня ходил ее внучок по гостям, менял городские новости на деревенские сплетни, а вечерами сидел в зальце, да, невзирая на бабкины протесты, смотрел по телевизору всякую бесовщину с тех кассет, что из города понавез. А на четвертый день говорит старухе:
— Послушай-ка, бабаня. Был я сегодня у кореша Сашки. Так он на своем доме спутниковую антенну поставил. Представляешь себе: целых 28 программ ловит. На одном канале с утра до ночи боевики крутят, на другом — комедии, на третьем — про животных, на четвертом — путешествия… Не то, что у нас: две программы, да и те то рябят, то выключаются. Вот я и надумал завтра поехать в город да нам такую же антенну купить. Утром уеду, день там пробуду, а послезавтра назад вернусь. Ты как, бабаня, не против?
Будь бабка Кланя помоложе — пустилась бы в пляс от радости. Ведь это ж не иначе, как чудо, что Гришку вдруг в город за антенной понесло. А, как он уедет, тут рогатому ящику и конец придет. Сокрушит она супостата своими старческими руками. И будет ей за тот подвиг победный венец от Господа.
Разумеется, с Гришкой она своей радостью делиться не стала. Не ровен час, помешает внучек бабке богоугодное дело совершить. Что ж, не зря говорят: ложь — конь во спасение3. Отчего бы и не солгать ради благого-то дела? Авось Господь простит.
А внучек на бабку смотрит, ждет, что-то она ему скажет…
— Что ж, Гришенька, поезжай. — отвечает ему бабка Кланя. — Тебе денег-то на эту антенну хватит? А то скажи, сколько надо, я добавлю. Дело-то хорошее…
А сама тем временем думает: только бы он уехал поскорее да вернулся попозже. А там ищи-свищи, внучек, своего рогатого, не сыщешь!
* * *
Наутро, едва уехал Гришка в город, пошла бабка Кланя в зальце. Встала перед телевизором, упрела руки в боки и говорит ему:
— Ну что, рогатый, чья взяла? Сейчас узнаешь, кто здесь хозяин!
Молчит телевизор, да и что ему сказать? Испугался, бес! Чует свою погибель, ишь, как сразу присмирел! Верно, думает, что бабка Кланя его за это помилует… Не дождешься, вражина… вот только что бы такое с ним сделать? Разбить — боязно. Говорят, будто взрываются эти телевизоры, а бабка Кланя всякой пальбы-стрельбы боится до смерти: как, бывало, в молодости смотрела в клубе кино про войну, так уши затыкала, чтоб не слышать, как там стреляют… На свалку выбросить — односельчане найдут да разберут на запчасти. Разве что снести рогатого к речке Мелкой да утопить… Только вот беда: не под силу старухе дотащить его дотуда. Уж больно велик да тяжел окаянный телевизор! Угораздило же Гришку купить такую махину…не иначе, как враг ему это внушил, чтобы бабке Клане досадить… Вот теперь и думай, старая, что делать, да как быть, да как супостата сокрушить!
Хитер лукавый, да бабка Кланя все ж похитрее оказалась — думала она, думала, и-таки придумала, как своей беде помочь. Собралась скоренько да отправилась на соседнюю улицу к Кольке Колупаеву, бывшему первому колхозному трактористу, а ныне пропащему мужику. Потому что с тех самых пор, как закрыли их колхоз, запил Колька горькую, да так все и пил, не просыхая…все свое добро давно пропил, и теперь готов был на любого батрачить, кто ему на водку даст. Бывало, и к бабке Клане подкатывал: не надо ли, мол, чего по хозяйству сделать…только дай на бутылку. Да она помнила, как отец Валерий говаривал — кто пьянице на водку даст, тот его греху соучастником станет. Потому-то всегда давала Кольке от ворот поворот, да еще и честила его при этом на все корки…а бабка Кланя, когда надо, на язык, ох, как остра была! Однако на сей раз пришлось-таки ей самой к пропойце на поклон отправиться. Что ж, как говорится, нужда заставила, ради благого дела… Прости, Господи!
Колька, как всегда с похмелья, был мрачнее тучи. И потому встретил старуху весьма неприветливо:
— Ты чего это, баб-Клань, ко мне заявилась? Или тебе моя помощь понадобилась? Так Гришка-то твой на что? Его и проси. А я человек сторонний, моя хата с краю…
Испугалась бабка Кланя: неужто откажет? Пожалуй, зря она тогда Кольку со своего двора гнала да костерила его, на чем свет стоит. Придется-таки посулить ему бутылку. Авось подобреет… Улыбнулась она Кольке ласково и заговорила умильно:
— Ты уж прости, Коленька, что тебя побеспокоила. Только не помог бы ты мне одну вещь до речки донести да туда ее выбросить? Самой-то мне, вишь, это не под силу… А Гришка мой в город уехал. Так что на тебя одного вся надежда. А я тебе за это на беленькую дам.
Едва услышал Колька про беленькую, сразу согласился пособить бабке Клане. Да только как увидел, что старуха собирается в речку выбросить, от изумления рот разинул:
— Послушай, баб-Клань, ты что, и впрямь его утопить хочешь?
— Хочу. — отвечает старуха. — Чтобы и духу его окаянного в моем доме не было!
— Тогда лучше отдай его мне. — предложил Колька. — Чего добру зря пропадать? А я тебе за это по хозяйству помогать буду, когда твой Гришка твой в город уедет. И воду носить стану, и дрова колоть, и снег зимой у твоего дома расчищу. Только отдай ты мне его, баб-Клань… А?
Призадумалась старуха. По правде сказать, тяжеленько ей уже было по хозяйству без внука управляться, прожитые годики свое брали. Опять же, сколько денег Гришка за этот телевизор выложил… жаль добро зря выбрасывать. Может, и впрямь отдать его Кольке? Ведь, что отдать, что выбросить — все равно, избавится она от рогатого ящика. Да еще и с выгодой для себя: Колька ей за телевизор все дела по хозяйству сладит. Только…это ж у нее грешки самолюбия и сребролюбия вылезают. Нет бы ей думать о том, как Богу угодить. Ан она о своей выгоде думает! Вот и додумалась: едва не променяла небесную награду на временные земные блага! Попутал ее лукавый! Да только не на ту напал: бабка Кланя от своего не отступится — утопит рогатого и получит за то от Господа победный венец!
Собралась старуха с духом и говорит Кольке:
— Не обессудь, Коленька, только я его тебе не отдам. Мой телевизор. Что хочу, то с ним и делаю. А ты, если хочешь получить на беленькую, бери его да тащи, куда сказано. А не хочешь — к Ваське Хромцову пойду. Он-то артачиться не станет…
Ничего не ответил Колька. Только вздохнул тяжело, сграбастал телевизор в охапку и понес к дверям. А бабка Кланя, шепча молитву «Да воскреснет Бог…», за ним следом пошла: ведь за этими пьяницами глаз да глаз нужен. Не ровен час, не утопит Колька рогатый ящик, а втихомолку к себе утащит. А она из-за этого небесного венца лишится! И, только она об этом подумала, как Колька оглянулся и спрашивает ее:
— Никак ты, баб-Клань, со мной пойти хочешь? Осталась бы лучше дома. Чего тебе зря сапоги топтать? Я его сам в речку спущу. Чес-слово!
Тут-то и поняла старуха, что за Колькой и впрямь пригляд нужен. Не то обманет ее пьянчуга, как пить дать, обманет. Думает, поверит ему бабка, останется дома…а он телевизор не утопит, а себе заберет. Да не на такую напал! Не отойдет она от Кольки не на шаг, пока своими глазами не увидит, как швырнет он рогатый ящик в речку Мелкую!
Только этого бабка Кланя Кольке не сказала. А ответила ему так:
— Ты, голубчик Коленька, обо мне не беспокойся. Я-то до речки как-нибудь дойду. А ты неси его, не оглядывайся. Не дай Бог, споткнешься…
Как услышал это Колька, и впрямь споткнулся, да так, что едва не упал. Однако кое-как удержался на ногах и покорно понес свою ношу дальше. А тут показалась впереди речка Мелкая… Остановился Колька на берегу и дрожащим голосом спросил старуху:
— Баб-Клань, может, все-таки отдашь его мне?
— Да не держи ты его, Коленька! — ответствовала бабка Кланя. — Он же тяжелый… Вон, как у тебя руки-то дрожат… Бросай, бросай его, окаянного! Господи, благослови!
Через миг рогатый ящик, взметнув вверх фонтан ледяной воды, полетел в речку. Бабка Кланя немного постояла на берегу, глядя, как он медленно погружается в воду. После чего отправилась домой, предвкушая небесную награду за победу над бесовским ящиком.
Что до Кольки, то он, получив от старухи обещанный бакшиш, отправился в сельмаг за бутылкой, намереваясь дома устроить поминки по утопленному телевизору.
* * *
Казалось бы, после расправы над окаянным ящиком бабка Кланя должна была спать безмятежным сном младенца. Да только вместо этого приснился ей сон еще страшнее прежнего. Будто входит она в зальце, а там в левом углу, на тумбе, как ни в чем не бывало, стоит телевизор-утопленник, весь мокрыми водорослями увитый, а в них черные раки да всякие мерзкие речные твари копошатся, одна другой гаже, смотрят на старуху и усами да лапками шевелят. А телевизор экраном мигает, словно над бабкой Кланей потешается: что, мол, старая, думала от меня избавиться? Да где тебе! Вот он я, и никуда из этого дома не денусь, потому что тут я хозяин, а не ты!
Проснулась бабка Кланя ни жива, ни мертва от страха. Неужто и в самом деле вернулся окаянный? Перекрестилась она, сотворила молитву, зажгла от лампадки свечной огарок и пошла в зальце. Глядит — в левом углу только пустая тумба стоит. Выходит, это ей во сне бесовское страхование было. А рогатый ящик на дне Мелкой лежит, назад не воротится… Слава Тебе, Господи!
Только тут заметила старуха, что на полу возле тумбы видеомагнитофон стоит, программой телепередач прикрывшись, чтобы его не заметили. Вот ведь беда-то какая! Главного беса порешили, а бесенка-то оставили! А он теперь и мстит бабке Клане за то, что она его старшого извела, ночные страхования на нее наводит. Что ж, голубчик, теперь настал и твой черед! Сейчас ты вслед за своим старшим отправишься!
Оделась бабка Кланя наскоро, схватила видеомагнитофон, и, читая в уме свою любимую молитву «Да воскреснет Бог…», забыв о прожитых годах да о больных суставах, со всех ног припустила к речке. Прибежала на бережок, глядит…с нами Крестная сила! У самого берега вверх экраном ее телевизор плавает. Экий ведь живучий оказался, окаянный вражина! Ничто-то его не берет!
Тут бабку Кланю такой праведный гнев обуял, что размахнулась она видеомагнитофоном, сколько было сил, и швырнула его прямо в нагло поблескивающий экран:
— На, бес, забирай своего бесенка!
В ответ раздался громкий взрыв. И бабка Кланя, со страху потеряв равновесие, рухнула в воду.
На ее счастье, речка Мелкая потому и звалась так, что была неглубокой: утонуть в ней смогла бы лишь курица. Вот и бабка Кланя побарахталась-побарахталась в воде, да кое-как, на карачках, ненароком пару раз помянув того, кого к ночи поминать нельзя, не то явится, выбралась-таки на берег. После чего обратно к дому припустила. Только не для того, чтобы согреться да в сухое переодеться, а чтобы всю бесовщину из своего дома до конца повывести.
Взяла она с повети4 мешок из-под картошки да побросала в него все Гришкины кассеты с фильмами про бандитов и про вампиров. Да заодно и те, церковные, которые он ей из города привез, туда же отправила. А самой первой — ту, про слугу ада, телевизором именуемого… Мало ли, где их Гришка купил! Всем им одна дорога… Так-то оно вернее будет!
А, как наполнился мешок кассетами, завязала его бабка Кланя покрепче, чтоб ненароком ни одной не вытрясти, снесла на задний двор и подожгла. Хорошо горели кассеты, ярко, аж пламя столбом стояло. Когда же сгорели они дотла, старуха у забора яму вырыла и весь пепел туда сгребла да сверху снова землей завалила — на всякий случай. После чего спать отправилась. Благо, на востоке уже заря заниматься начала. А там и Гришка должен был из города с антенной вернуться. Надо же бабке Клане до возвращения внука отоспаться хорошенько. Уж больно многотрудная ей сегодня выдалась ноченька…
И снилось бабке Клане, что шумят-цветут вокруг нее райские кущи. А светлые Ангелы венчают ее победную главу блестящим золотым венцом…
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Личность героини является полностью вымышленной. Однако рассказ основан на реальных событиях, имевших место несколько лет тому назад.
2 Зальце — в северном доме просторная комната, вроде гостиной.
3 Искаженное толкование церковнославянского текста 17 стиха 32 псалма: «лож конь во спасение, во множестве же силы своея не спасется». В русском переводе: «ненадежен конь для спасения, не избавит великою силою своею».
4 Поветь — хозяйственное помещение в задней половине северного дома.
(Монахиня Евфимия Пащенко)
-
-
19.08.2012 в 20:03